И хотя сами немцы к ним пока не привыкли, эти специфичные словечки, а точнее, сами птицы в недалеком будущем смогут определять еще одну из статей экспорта ФРГ, принося стране неплохой доход и всемирную славу. Потому как стоить голубь может как гоночный «Мерседес», а то и эксклюзивный
штучный «Феррари».
На голубиную выставку, которая прошла в эти выходные в нижнесаксонском Клоппенбурге, Вальдемар Герингер собирался заранее. Сортировал птицу в огромном вольере, больше напоминающем коттедж. Лучших отсадил отдельно и с собой не взял. На вопрос «почему» ответил: «Воруют птицу, боязно выставлять. Узнают, где лучшая птица и начинают охотиться. Недавно у Беккера, у соседа знакомого, за ночь весь вольер обчистили, всех птиц забрали. Тут же, в Германии, не принято высокие заборы строить и собак держать. В фуру загрузили и вывезли. Скорее всего в Прибалтику, там границ нет. Поэтому вожу только тех, что на продажу. А за кубками и медалями не гонюсь. Спокойный сон дороже».
Вальдемар, а по-простому Вовчик, приехал в Германию более двадцати лет назад из Казахстана. Он — русский немец. А голуби — это хобби. Дорогое хобби.
— Ты пойми, голубятники — это диагноз. Это целый мир, и он совершенно феррюкт (сумасшедший — нем.). Многие из нас, кто из Казахстана сюда приехали, повывозили из Средней Азии всю лучшую племенную птицу. Так сейчас уже до того дошло, что теперь оттуда к нам в Германию приезжают и обратно увозят наших птиц на развод себе в Узбекистан и Казахстан, — говорит мне Вовчик, раскладывая по клеткам птиц, готовясь к выставке. — Мы сюда привезли узбекскую породу. До нас в Германии «узбеков» практически не было. А теперь в Германию со всех стран мира приезжают за птицей.
Вовчик говорит, а я понимаю, что голубятники действительно не от мира сего, и не потому что разговор происходит в воскресенье в три часа ночи, а потому что голуби на вид ну все одинаковые. В чем разница? Почему одного берет, а другого точно такого же — нет? Почему один стоит сто евро, а другой такой же — тысячу?
Введение меня в курс голубиного мира начинается уже в машине, когда в четыре утра мчимся из Ганновера по совершенно пустым автобанам через Бремен в направлении Оснабрюка в город Клоппенбург.
— У голубя ценится клюв, голова, окрас, ноги. Вот одного с собой взял, он — майля, такой рыжеватый окрас, у него сильные ноги, перья на ногах длиннющие, ни у кого на продажу таких не будет. Он точно сегодня уйдет, — говорит Вовчик.
Далее мой ликбез продолжается на самой выставке. В огромном халле к семи утра уже не протолкнуться. Если не знать, что находишься в Германии, то можно подумать, что ты в России. Везде одна русская речь. В уголке сиротливо сидит одинокий немец, имеется в виду немецкий немец, единственный, который по-русски «ни в зуб ногой», с трудновыговариваемой немецкой породой голубей. Название состоит из более двадцати букв, даже с диктофона потом не разобрал, что за порода.
Германия, кстати, некогда была мощной голубиной страной, но постепенно этот статус начала утрачивать. Немецкая молодежь не интересуется птицей, хотя у немцев всегда были хорошие брифы. Так называются почтовые голуби. Русские немцы, завезя в Германию «узбеков», конечно, привнесли мощнейшую новую струю в этот вид хобби и бизнеса.
Чтобы понять, насколько этот мир необычен, на выставке узнаю историю, как торговали выставочного узбека несколько лет назад. Точнее, не торговали, а пытались купить.
К одному русскому немцу подошел какой-то бизнесмен. Сам толстый, с такой же толстой золотой цепью и двумя охранниками по бокам. Естественно, приезжий из России. Ткнув пальцем в понравившегося голубя, спросил: «Сколько?» Хозяин отвечает, что голубь выставочный и не продается. Покупатель, видимо, к отказам не привык, достал тысячу евро. Хозяин опять ему: «Голубь не продается». Бизнесмен достает еще тысячу. Тот же результат: «Голубь не продается». Тогда из кармана достается «пресс» в 10 тысяч. Все равно: Nein. Русский поворачивается к своим охранникам, берет ключи от нового «Мерседеса». Но результат — ноль. Так и не смог купить.
Пока мне рассказывают эту историю, спрашиваю у дяди Саши, дяди Гриши Шмидта, Вовчика Герингера и братьев близнецов Альберта и Александра Циккертов: «А вы бы продали?» Они аж возмущаются — конечно нет.
На вопрос «почему», наперебой отвечают: мол, представь, кто-то марки собирает, в лупу их рассматривает, хранит за семью замками. А по большому счету это клочок бумажки с клеем. Ну продаст филателист ее и — все. Другой такой уже не найдет. Пусть эта бумажка состояние целое стоит, но деньги есть у многих, а такая марка одна.
И все же о цене голубей говорят охотно. Их растят не только для себя, но и на продажу. В этом марки отличаются от птиц. И цена за голубя может варьироваться очень сильно. Например, вот того коричневого с сильными ногами и хорошим коротким клювом, которого Вовчик загружал в отдельную клетку, он действительно продал. Причем недорого, всего за 150 евро. А вместе с ним и еще с десяток птиц. Хотя «узбеки» при всей их вычурности стоят все же дешевле, чем брифы, которые больше напоминают обычных наших сизарей за окном.
— Так что тебе дают эти голуби? — интересуюсь я в конце концов у Вовчика. — Помет за ними убирай, каждый день корми, корм за евро, а не за рубли, а сколько прививок еще надо им делать. Да еще и не выпустить их, не погонять, и сами плохо летают, так еще и коршунов у вас в Германии полно, сам же говорил, что постоянно птицу бьют с лету.
Герингер вздыхает: «Ты не понимаешь, у меня птица — классная. Я каждого голубка знаю. Утром захожу в клетку и сразу ощущаю, что я счастлив».
